Ко мне за юридической помощью обратилась жена молодого человека, который находился в СИЗО по обвинению в хранении героина (ч. 2 ст. 228 УК РФ). Сложность состояла в том, что на момент вступления в дело моим доверителем была написана явка с повинной и даны признательные показания в части приобретения и хранения наркотических средств (героина) для личного потребления. Казалось бы, ситуация безысходная, поскольку наркотики были изъяты не в ходе оперативно-розыскных мероприятий, а в результате личного досмотра. Инцидент произошел в июле 2018 г. на проезжей части одной из улиц г. Владивостока Приморского края. Мой доверитель, управляя автомобилем, был остановлен сотрудниками ДПС для проверки документов. В ходе проверки у полицейских возникли подозрения, что молодой человек находится в состоянии наркотического опьянения. Была вызвана следственно-оперативная группа. Оперативники доставили моего доверителя в отдел полиции, где был составлен протокол личного досмотра и из кармана брюк изъято 3,19 г. героина. Находясь в отделе полиции без адвоката, мой доверитель написал явку с повинной (как он потом пояснил, это было сделано по просьбе оперативных сотрудников, которые взамен обещали отпустить его домой). После проведения исследования изъятого наркотика было возбуждено уголовное дело по ч. 2 ст. 228 УК РФ, а мой доверитель – заключен под стражу. По версии следствия, незадолго до задержания он приобрел указанный наркотик для личного употребления у неустановленного лица путем закладки. При изучении протокола личного досмотра, представленного следователем к ходатайству о заключении под стражу, было установлено, что одним из понятых был водитель эвакуатора, доставивший автомобиль моего доверителя на арестплощадку, а само изъятие наркотика по протоколу происходило в отделе полиции. Я решил немедленно опросить понятых, которые пояснили, что в изъятии наркотика не участвовали, а были приглашены в качестве понятых при составлении протокола изъятия автомобиля. Как показывает практика, опрос адвоката практически никогда не воспринимается всерьез ни органами предварительного следствия, ни судом. Поэтому для закрепления позиции защиты был направлен запрос на арестплощадку. Из ответа следовало, что победа близка – в документе, в частности, было указано, что один из понятых в период времени, обозначенный в протоколе изъятия наркотика, находился на арестплощадке, где выгружал машину доверителя, так как был водителем эвакуатора. Это позволило предположить, что доказательства, возможно, были сфальсифицированы, поскольку из полученных в ходе адвокатского расследования документов явствовало, что как минимум один из понятых не участвовал в изъятии наркотика, что теоретически давало надежду на признание протокола изъятия недопустимым доказательством. Указанные обстоятельства стали основополагающими для формулирования показаний доверителя и объяснения причины написания явки с повинной. Затем последовали ходатайства о проведении очных ставок между доверителем и понятыми, истребовании детализации телефонных звонков понятых, видеозаписей с камер наблюдения отдела полиции и т.д. Одновременно в территориальный отдел СК РФ было подано заявление о проведении доследственной проверки по факту фальсификации сотрудниками полиции доказательств (в итоге было подано свыше 200 жалоб по данному факту). Проверка подтвердила перечисленные доводы защиты. По ее результатам было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела, спустя два месяца мой доверитель был освобожден из-под стражи, а через 4 месяца – уголовное преследование было прекращено в связи с непричастностью по реабилитирующим основаниям. Продолжать обжаловать действия сотрудников полиции по факту фальсификации доказательств мой доверитель посчитал нецелесообразным, так как рассчитывает на достойную компенсацию морального вреда в рамках реабилитации. В заключение отмечу важность тщательного изучения адвокатом первичных процессуальных документов – будь то протокол изъятия либо результаты ОРМ, – поскольку именно в них чаще всего осуществляется фальсификация доказательств.